Владимир Кузьмин

О Владимире Кузьмине написано немало. Уже более четверти века этот музыкант находится в поле постоянного внимания прессы. О музыке, о творчестве, о духовных поисках Владимира Кузьмина, о том, что составляет его истинное лицо, читайте в этой статье.

Собирая материалы для статьи о Владимире Кузьмине, я постепенно пришел к выводу, что рамки журнальной статьи никак не могут вместить всю полноту более четвертьвековой профессиональной деятельности. Слишком многогранной получается тематика, где каждая сторона творческой жизни Кузьмина, по сути, — отдельная книга.

Владимир Кузьмин, конечно, в первую очередь композитор, автор многих песен, которые на слуху у всей страны. Его песни отличаются особым мелодизмом, при этом в его музыке всегда чувствуется рок-н-ролльная «закваска», что всегда отличало Кузьмина от общего фона советско-российской эстрады. Благодаря этому сочетанию Владимир Кузьмин, играя по форме «чужую» рок-музыку, всегда был по уровню популярности в высшей лиге отечественных поп-звезд. Для того, чтобы быть востребованным, многим рок-музыкантам, играющим «фирменную» музыку, пришлось на каком-то этапе корректировать репертуар — осваивать русские романсы или шансон, избегая блюзовых нот наивной молодости. Мы часто видим метаморфозы, когда человек появляется как вокалист жесткой рок-группы, а со временем переходит на более выгодный репертуар, более близкий «русской душе». Объясняется это просто: наша страна имеет другие музыкальные корни, а поэтому «хочешь жить — умей вертеться». Кузьмин никогда не изменял себе. Его линия творчества с первых хитов «Карнавала» до сего момента не претерпела изменений ни по звучанию его «Динамика», ни по содержанию.

Некоторые критики относят творчество Кузьмина к поп-музыке, утверждая, что настоящий рок должен за что-то бороться, т.е. иметь социальную направленность, а рок-музыкант обязательно должен быть нищим, жить в подвале и идти против течения. Любовная лирика — это, мол, уже не рок, даже если там есть гитара с перегрузом. Сам Владимир Кузьмин рок- и поп-музыку не разделяет: «Во времена моей молодости популярную коммерческую музыку, поп-музыку, играли рок-группы. Поп и рок означало одно и то же...» — как-то сказал он мне в личной беседе. Да, Кузьмин никогда не призывал со сцены к революциям. Никогда он не пел двусмысленных, тем более злых песен. Но что же получается в итоге? Прошла перестройка, постепенно люди забыли социалистический период, со всеми атрибутами той жизни. Постепенно потеряла актуальность и «революционная» тема. Многие рок-группы, которые получили популярность за счет «фиги за спиной», при всеобщей гласности, не имея других выразительных средств, стали просто не интересны, заняв свое достойное место в истории отечественного рока. А Кузьмин дает по 30 и более концертов в месяц. Что двадцать пять лет назад, при социализме, что сейчас, при капитализме... Его даже не коснулось сложное время начала 90-х, когда на сцену ворвались фонограммные «Ласковые маи» и «Маленькие принцы», похоронив все советские ВИА и постперестроечные «тяжелые» рок-группы. Находясь в категории вечных ценностей, независимых от «времен перемен», Владимир Кузьмин просто искренне сочинял и пел песни, и эти песни, как показывает жизнь, любимы уже многими поколениями слушателей. Я думаю, что многие песни этого автора будут жить долгие, долгие годы...

И если уж как-то классифицировать музыку Кузьмина (что является делом абсолютно неблагодарным), то его творчество лучше отнести к категории «музыкального рока», которая входит в общую рок-культуру. Именно музыкальная составляющая является наиболее сильным звеном, основой линией творчества музыканта, которая не имеет узковременного характера ценностей.

Если само рождение новой песни является некой тайной, то материализация этой песни — дела уже сугубо земные. Записав 19 студийных и 5 концертных альбомов, на которых Владимир Кузьмин выступал как автор музыки, слов, как аранжировщик, музыкант и продюсер, этот человек имеет просто громадный опыт студийной и концертной деятельности. Для молодого поколения этот опыт просто бесценен. Это очень интересная и объемная тема, которую необходимо рассмотреть отдельно.

В русских песнях немаловажную (а быть может, и первостепенную) роль всегда играли слова. Владимир Кузьмин начал писать тексты, еще играя в школьном ансамбле. Причем не только на русском, но и английском языке. Слушая некоторые песни Кузьмина, назвать в них слова просто «текстами» как-то не поворачивается язык. Мне кажется, что многое, чего достиг этот музыкант в своей карьере, это заслуга его поэзии, которая глубоко трогает душу, особенно душу влюбленную.

Феноменальный успех Кузьмина заключается в том, что он является ярким исполнителем, как в плане вокала, так и как инструменталист. Начав свою концертную деятельность еще в школьном ансамбле, пройдя школу полулегальных студенческих «сейшенов», ресторана, работы в филармонических ВИА, эстрадного оркестра, гастролирующих рок-групп, В. Кузьмин стал настоящим мастером. Трудно даже представить, сколько за свою жизнь дал концертов этот музыкант. И каких концертов! Даже в самые трудные времена Владимир Кузьмин никогда не работал под «фанеру», всегда держал высокую планку. И делал это не для того, чтобы что-то доказать другим. Просто он любит музыку, любит играть на гитаре, любит петь, и концерт для него — не просто работа, а радость, удовольствие.

Настоящий профессионализм, как правило, раскрывается в мелких деталях, в нюансах. Хочу по этому поводу рассказать небольшую историю, которая будет интересна читателям журнала In/Out. Озвучивание «живого» коллектива — дело сложное. Сколько времени порой уходит на то, чтобы сделать нормальный звук группы! Особенно это сложно у нас в России, где порой концертные площадки совершенно не пригодны для проведения «живых» концертов. Я был свидетелем одного «саундчека» группы «Динамик». По времени он прошел за одну минуту, прямо на вступлении к первой песни в концерте. Музыканты группы только приехали с другой площадки и, достав инструменты, побежали на сцену. Первым вышел барабанщик (тогда это был Андрей Шатуновский) и задал хороший темп. Затем подтянулись другие музыканты, на ходу подключая свои инструменты. Все это было вступлением к песне, хотя выглядело такой режиссерской задумкой. За это время звукорежиссер, давно привыкший к работе в таких условиях, успел отстроить барабаны, установить баланс баса, клавишных. Затем вышел Кузьмин, сыграв фразу на гитаре и поздоровавшись со зрителями (это дало возможность звукорежиссеру создать баланс всей группы) начал петь «Когда нам было по 17 лет». И почему все вдруг зазвучало — непонятно! То, что для зрителей было началом концерта, некой драматургией, для музыкантов было отработанной системой саундчека. «Вот работают ребята!» — переглянулись между собой музыканты выступавшие в «разогреве». Спокойно, без суеты и нервотрепки, с легкостью, непринужденно, с улыбкой... И тогда, кстати, я понял, что звук группы на сцене зависит не только от аппаратуры и профессионального уровня звукорежиссера, а в большей степени от музыкантов, которые сами чувствуют баланс и не создают лишних звуков, засоряющих фактуру общего микса. И, конечно, звук группы зависит от аранжировок, от продуманных партий, которые вместе звучат хорошо, даже при недостатке других слагаемых. И еще: такого звучания можно добиться только имея огромный концертный опыт — годы, десятилетия работы. На эту тему разговор с Владимиром Кузьминым, без сомнения, получился бы очень интересным, а главное —полезным, особенно для молодых групп, которые зачастую неудачные выступления списывают на плохой аппарат.

Белым пятном в нашей прессе остался этап работы Кузьмина в Америке. К сожалению, мало кто знает, что в свое время группа «Динамик» вошла в список двадцати лучших концертов Калифорнии по итогам года! Попасть в этот список, учитывая любовь американцев к грандиозным шоу —большой успех.

Хочется немного остановиться на узкопрофессиональных вопросах. В частности, поговорить о вокале — главном козыре Кузьмина относительно других поющих композиторов. Вне зависимости от вкуса, все согласны в одном: голос этого артиста, его особую, индивидуальную манеру пения невозможно спутать ни с кем другим. Он создал свой стиль пения. Елена Ермак, известный педагог по вокалу, анализируя пение Кузьмина, дала очень интересное определение — «инструментальная манера». Музыканты-инструменталисты поют не так, как это делают чистые вокалисты, не владеющие на должном уровне музыкальными инструментами и инструментальной импровизацией. То есть хороший инструменталист, по данной теории, поет не по вокальным законам, а как бы голосом играет на инструменте. Происходит это в большей степени подсознательно. Мелкие форшлаги, динамические всплески, особое контролируемое вибрато, добавление «овердрайва», смещение акцентов и ударений с целью обострить ритм, импровизационные мелизмы и т.д. — все это художественные элементы скорее инструменталистов. И это естественно. Кузьмин начал заниматься музыкой в шесть лет на скрипке, которая с детства вырабатывает отношение к звуку, к интонированию, к исполнительской культуре. «Я до сих пор ноты мыслю скрипичными аппликатурами» — говорит музыкант. Потом Кузьмин профессионально овладел еще многими инструментами, став широким мультиинструменталистом. На своих концертах он играет и на рояле, и на саксофоне, и на флейте, на скрипке и, конечно, на гитаре, без которой его представить просто невозможно.

О гитаре — разговор особый. Владимир Кузьмин является обладателем самой большой коллекции гитар в России. На момент написания статьи у него было 75 инструментов, причем это профессиональные гитары самой высокой ценовой категории. Многие могут спросить: а для чего, собственно, столько инструментов? Понять его смогут только гитаристы, до фанатизма влюбленные в гитару. Наверное, срабатывает и то, что все свое детство, всю свою молодость Кузьмин мечтал иметь профессиональную гитару. Его первая семиструнная гитара, подзвученная микрофоном и включенная в радиоприемник «Романтика», его первый «самопал», сделанный солдатом воинской части северного военного гарнизона, его полуакустическая Musima, купленная по большому блату, дались очень дорогой ценой — годами мечтаний и волшебных снов. Теперь, в музыкальном магазине, детские мечты сбываются.

Здесь уместно также рассказать небольшую историю. Владимир Кузьмин как-то пришел в один из музыкальных магазинов. Рассматривая гитары, услышал игру одного гитариста, который увлекся и слегка потерял пространственно-временные координаты. Подошел к нему и спросил: «Ну как тебе гитара? Нравится?». Кому не понравится родной PRS! «Да, — ответил гитарист. — Удивительно звучит! Просто мечта! Однако вот стоит она больше трех тысяч долларов!». Кузьмин повернулся к продавцу и лаконично сказал: «Я ее покупаю». Оплатил в кассе всю необходимую сумму, взял гитару уже в кейсе, протягивает ее этому гитаристу и говорит: «Я тебе ее дарю». Все, кто был в магазине и наблюдал за этой картиной, были просто в шоке. Я сам был свидетелем этой истории, так как тем гитаристом был именно я... Эта гитара — не только лучший инструмент, какой я когда-либо держал в руках, это еще и подарок такого человека!

О гитарах с Владимиром Кузьминым можно разговаривать часами, сутками, неделями. «Я еще не нашел свою гитару,» — как-то сказал он. Что же он ищет? Что толкает этого вполне состоявшегося музыканта двигаться к новым вершинам? Как-то в одном из интервью Алексей Козлов дал свое определение таланту: «Талант есть то, без чего человек не может жить». И лучшего ответа уж не найдешь...

И последнее. Своим творчеством Владимир Кузьмин оказал влияние на целое поколение гитаристов. Его соло «снимали» с магнитофонов, его песни играли на танцах, в ресторанах, на концертах. Музыку Кузьмина перекладывают многие музыканты в виде инструментальных пьес. В начале 80-х, когда группа «Динамик» как одна из немногих рок-групп гастролировала по СССР, каждый концерт был событием. Как хочется вспомнить то время и послушать рассказы Владимира. Это наша история.

Вот и получается в итоге, что сделать статью о Кузьмине, охватывающую все стороны его творческой жизни, — очень трудная, практически невыполнимая задача. Поэтому я решил разбить этот объемный материал на несколько частей. Сегодня вы сможете прочитать первую «главу», где Владимир Кузьмин расскажет о своем детстве и юности, о том, как создавался его музыкальный базис.

Я не стал задавать здесь ненужных вопросов и отошел от стандартной формы интервью «вопрос-ответ»... Так что оставляю вас, уважаемые читатели, наедине с Маэстро.

Музыкой я начал заниматься в шесть лет на скрипке. Помню, что в детстве больше всего любил фортепиано и именно на этом инструменте хотел учиться. Мне очень нравилась быстрая музыка джазовых трио — рояль, контрабас, ударные — которую можно было тогда услышать по радио. Но фортепиано — инструмент стационарный, его трудно было перевозить, а я рос в семье военного. Мой отец был офицером морской пехоты. Хотя родился я в Москве, до окончания школы вместе с семьей (в которой было еще двое младших — брат и сестра) скитался по военным гарнизонам всей страны. Там и проходило мое музыкальное образование.

Учиться играть на скрипке я не имел особого желания, но родители отдали меня именно на этот инструмент, объясняя тем, что так им посоветовали педагоги в музыкальной школе, и это большая честь, потому что на скрипку берут далеко не всех. Я помню, что на экзаменах при поступлении в музыкальную школу я пел песню «Пусть всегда будет солнце». Это был мой первый концерт.

Так я начал без особого восторга учиться на скрипке у моего педагога — молодой девушки, которую звали Белла Яковлевна. Как она, бедняга, меня учила — я не помню. Наверное, быть педагогом по скрипке — самое неблагодарное занятие. Инструменты были очень плохие, настроить их было большой проблемой. И сами звуки, которые издавали на этих инструментах ученики начальных классов, трудно было отнести к звукам музыкальным. Гнусное звучание скрипки вызывало у меня какой-то комплекс. Немало добавляла комплексы еще и нотная папочка со скрипичным ключом. Когда все мальчишки во дворе играли в хоккей, в футбол, я должен был идти в музыкальную школу с этой папочкой. Помню, я жутко стеснялся этой «девчачьей» нотной папки. Идя на занятия, я ее прятал в подъезде, а ноты засовывал в футлярчик от скрипки.

Со временем игра на этом инструменте мне начала нравится, так как я увидел перспективу: ученики старших классов играли уже довольно хорошо, на вполне приличном звуке. Занятия тоже стали более интересные. Особенно мне нравились «унисоны», когда человек пять-шесть играли в унисон. Это было уже что-то похожее на оркестр. Кроме того, я очень любил занятия по музыкальной литературе и особенно сольфеджио. Постепенно начало приходить и теоретическое осмысление ладов, изучать которые я стал довольно рано.

Потом мы переехали в город Балтийск Калининградской области на новое место службы отца. Там был педагог Зиновий Ильич — довольно требовательный и строгий, который здорово меня гонял. «Кузьмин, иди домой за канифолью!» — командовал он. Я с пятого этажа бегу, и вот я уже на улице, а он из окна кричит: «Кузьмин! Давай назад! Я нашел канифоль!». Но здесь, на новом месте, родители все же купили пианино, и я почувствовал, какое преимущество имеет этот инструмент. Во-первых, скрипку надо готовить к игре — достать из футляра, настроить, натянуть смычок и т.д. Играть нам разрешали только стоя. Все это мне было в тягость. А на пианино — открыл крышку, и ты уже можешь играть, причем не только одноголосную мелодию, а с полноценным аккомпанементом. На фортепиано у меня сразу рождались разные темы. Я мог часами проводить за фортепиано и именно тогда начал сочинять несложные пьески. По нотам я разучивал разные классические произведения. Фортепиано мне нравилось больше, хотя скрипка заложила прочную основу. Я до сих пор, слушая или подбирая мелодию, подсознательно мыслю ее нотами в скрипичной аппликатуре.

В четвертом классе во дворе дома я познакомился с парнем-девятиклассником, который играл на саксофоне. Как-то он дал мне совет — попроси, мол, у отца кларнет. Его можно было взять у солдат в оркестре воинской части. Он рисовал мне большие перспективы: научишься играть на кларнете, а там на саксофон перейдешь, а саксофон — это король джаза! Играть джаз — эта идея мне очень понравилась. Отец по моей просьбе принес мне кларнет, и я стал его осваивать. Уже готовился к поступлению в класс кларнета, как вдруг отца перевели в новый гарнизон на север в Мурманскую область.

Уже на новом месте в подъезде дома один парень мне показал несколько аккордов на семиструнной гитаре. Я загорелся. Буквально за несколько дней я освоил множество распространенных аккордов — «малая звездочка», «большая звездочка», «лестница», «обратная лестница» (тогда аккорды в открытой позиции имели такие названия). Я выучил большой репертуар песен Высоцкого, блатных песен, которые были распространены. Многие я помню, кстати, до сих пор. Мама купила мне семиструнную гитару. Помню, стоила она 6 руб. 50 коп. С покупкой была связана такая история. Гитара в магазине была только одна, и ее хотела купить сыну наша соседка, которая была первой в очереди. Я так плакал от горя, что моя мама ее уговорила купить гитару как бы на двоих. Потом каким-то образом мне купили собственную гитару, и мы с соседом, счастливые обладатели гитар, организовали ансамбль. Мне было 12 лет.

В это время в моей музыкальной жизни произошел резкий поворот. До этого я занимался классикой, пытался играть джаз, «снимал» музыку из кинофильмов, пел под гитару дворовые песни. И вдруг... Один парень мне сказал, чтобы я поймал волну радио Норвегии в восемь часов в пятницу: «там ты услышишь поп-концерт». В те годы поп и рок было одно и тоже, так как популярную массовую, т.е. модную музыку играли в основном рок-группы. Радиостанция была на средних волнах, никто ничего там не «глушил», качество звука по тем временам было отменное, так как мы жили практически на границе страны. Родители мои как раз в это время уходили, мне никто не мог помешать удовлетворить свое любопытство. Включаю радио, нахожу необходимую волну, а там «Битлз», «Роллинг Стоунз», другие самые модные западные группы! Самые последние хиты, которые у нас еще не известны! У меня просто, как сейчас говорят, «съехала крыша». Это был 1966–1967 год — время, когда я ушел в музыку полностью.

Мне хотелось получить звук электрогитары, и мы с друзьями осваивали разные способы. Например, пытались установить в акустическую гитару микрофон и при помощи спичек воткнуть провода в радиоприемник «Романтика». Это было что-то! Но, естественно, мы шли дальше. Уже в 1967-м году у меня появилась первая настоящая электрогитара-«доска». Это был «самопал», который сделал какой-то солдат. Вообще, стоит особо заметить, что солдаты воинских частей мне очень помогали — показывали аккорды, учили различным приемам игры. Многие из них были, так скажем, прогрессивно мыслящая молодежь того времени — студенты вузов из Ленинграда, из Прибалтики, из Москвы. В военных оркестрах служили солдаты, окончившие музыкальные училища, и многие увлекались рок-музыкой. Солдаты играли на танцах, и мы, мальчишки, с замиранием сердца слушали их потрясающую игру. Звук электрогитары казался космическим, божественным! Это была вершина счастья.

Я не знаю, как обстояли дела с музыкальной информацией в других регионах страны, но у нас ее было предостаточно. Я до сих пор удивляюсь тому, что у меня в северном военном гарнизоне в 1968-м году были перекопированные ноты всех популярных песен «Роллинг Стоунз» и «Битлз». А альбом «Are You Experienced» Джими Хендрикса у меня был полностью — ноты и тексты на английском языке. Откуда все это появлялось, я ума не приложу.

На школьных вечерах в ансамбле мы играли эти песни, а также сочиняли свои. Никто нам, кстати, не запрещал петь на английском и играть столь необычную для советского времени музыку. Знание нотной грамоты и гармонии мне здесь очень пригодились. Ноты, которые мы доставали, были большим подспорьем, так как некоторые песни в гармоническом отношении были далеко не просты. На слух подобрать некоторые нюансы (учитывая то качество звучания магнитофонов и качество записи) не всегда было просто. Состав у нас был такой: соло-гитара, ритм-гитара, бас и барабаны. Аппаратура была «Кинап» — ламповые усилители и колонки типа «колокол», представлявший собой динамик-рупор, который обычно висит на столбе.

На школьных вечерах, на танцах мы играли вещи, которые делились на два вида — танго и шейк. Танго — это такой «медляк», а шейк — быстрый танец. Кстати, мы много исполняли «инструменталок». Помню даже играли приджазованные композиции типа «Опавших листьев», «Бесаме мучо».

Что касается песен, то не всегда можно было найти правильный оригинальный текст. Выход я находил следующим способом — сочинял на музыку свой текст на английском. Это, кстати, был не просто набор слов, типа «птичьего языка», а именно текст, в который я даже пытался вложить смысл.

В 1970 году в моей жизни произошло событие: родители мне купили настоящую электрогитару. Достать этот инструмент помог мой дядя, занимавший определенный пост в торговле в Москве. По своей скромности мои родители никогда не обращались к нему за помощью, ради меня это был, наверное, единственный случай. Мы пришли на склад, и я увидел удивительную гитару — полуакустическую Musima, аналог Gibson ES 135. Стоила она 220 рублей — астрономическая сумма по тем временам. Это было счастье! С этой гитарой я не расставался сутками в прямом смысле слова. Это была уже вполне профессиональная гитара, которая хорошо звучала и была исполнена очень качественно. Эта Musima определила новый этап в моей жизни.

В сентябре 1970 года, когда я, счастливый обладатель такой гитары, пошел в 9 класс, умер Джими Хендрикс, и по всем западным радиостанциям, которые мы могли ловить, начали крутить его композиции, концерты, целые альбомы. Это было время электрогитарного бума. Творчество Джими распространилась в наших кругах настолько, что их играли практически все, это было нормой, чем-то само собой разумеющимся. Мальчишки собирались человек по пять и обсуждали, кто как играет то или иное место, различные приемы.

Как раз в это время мой друг привез из Ленинграда три альбома — «Sticky Fingers» Rolling Stones, «In Rock» Deep Purple и «In-A-Gadda-Da-Vida» Iron Butterfly. Особенно произвел впечатление Deep Purple. Звучание было настолько мощным, в то же время песни были мелодичными, прекрасные аранжировки, потрясающие соло Блэкмора и Джона Лорда. «In Rock» затмил даже Led Zeppelin, который в то время у нас был на первом месте. Вообще, у нас в школе всегда были такие музыкальные «кланы». Сначала это были «клан» Beatles и «клан» Rolling Stones, а потом началось противоборство поклонников Led Zeppelin и Deep Purple. В спорах, кто из них лучше, порой доходило даже до драк!

Так, играя в школьном ансамбле, живя в такой атмосфере, я окончил школу и поехал в Москву поступать в институт.

В 1972 году я поступил в Московский институт железнодорожного транспорта. Как и в других вузах Москвы, в МИИТе кипела музыкально-хипповская жизнь. Я познакомился со многими студентами-музыкантами: например, с Крисом Кельми на лекциях мы сидели за одной партой.

Во Дворце Культуры института постоянно проводились вечера, на которых студенческие группы, в модных тогда красных вельветовых «клешах», играли музыку самых популярных западных групп. Постепенно и я влился в эту музыкальную жизнь, так как моя Musima всегда была со мной.

В это время я познакомился с Иваном Смирновым, который не просто играл все соло Блэкмора, но и умудрялся еще и импровизировать на эти соло, вставляя какие-то свои «фишки». Вообще в то время проверкой гитариста была игра известных «соляков». Мы все их учили, вникая в самые тонкости. Это была неплохая школа. Иван Смирнов на меня оказал большое влияние.

Где-то с 1973 года началось мое увлечение более сложной музыкой, которая была очень популярна — Jethro Tull, Mahavishnu Orchestra Джона Маклафлина. Особенно мне нравилась группа Genesis.

Институт я решил бросить, так как понял, что хороший инженер-железнодорожник из меня не получится. Поступил в музыкальное училище.

Мне, конечно, хотелось работать музыкантом профессионально, да и жизнь заставляла работать. И как раз выдался благоприятный случай поступить на работу в ресторан в Люберцах. В свой состав они искали поющего саксофониста. Меня пригласили на прослушивание. Я на всякий случай, помимо саксофона, взял с собой скрипочку. Хотел взять гитару, но мне мой знакомый этого делать не советовал, так как в коллективе, по его словам, гитарист очень «продвинутый». Им оказался Григорий Безуглый (в настоящее время гитарист группы «Круиз»). Прихожу, Гриша говорит: «Ну что, давай что-нибудь по блюзу, какая тональность?». Я отвечаю, что мне все равно, любая, но лучше «соль». Играли довольно долго, а потом Гриша сказал: «Я что-то не пойму, или ты круто играешь, или ты вообще играть не умеешь!». Я старался играть нестандартно, такой свободный джаз по альтерированным ступеням блюзовой гармонии. Играть сложно и быстро тогда было показателем «крутости». Далее на скрипке я поиграл какой-то блатняк. Спел пару песен Высоцкого, несколько песен «Битлз». Так меня приняли в ансамбль, подобрали мне костюмчик, и началась работа. Гриша давал мне и на гитаре поиграть, и я, заработав денег, купил себе электрогитару «Элгита». Можно сказать, что моя действительно профессиональная работа началась именно с этого ресторана — мне завели трудовую книжку и стали выплачивать зарплату. Музыканты были очень сильные. Гриша Безуглый, например, был всегда очень самобытным гитаристом. Он мог играть необычный аккомпанемент и интересные аккордовые соло в стиле Джо Пасса на любую тему. Он изучил джазовую гармонию по распространенной тогда школе Дэвида Бэйкера, когда служил в армии. Но многое играл просто по слуху. Кое-чему я у него научился.

В начале 1977-го года меня пригласили работать в филармонический ансамбль «Надежда», в котором я проработал год. Это была очень хорошая школа, так как я попал в очень сильный состав. Например, наш пианист Женя Печенов, которому было всего 21 год, умудрялся целиком снимать импровизационные бибоповские композиции Оскара Питерсона, разучивать их наизусть и играть «в ноль». Репетиции у нас проходили как в армии: не дай бог где-то на концерте промахнуться. Очень ответственно все относились к работе. Это не прошло бесследно. Через год меня пригласили на работу в ансамбль «Мелодия» — ведущий коллектив страны, который записывал музыку многим исполнителям, озвучивал кинофильмы и т.д. Работа была такая: в 9 утра приходишь на работу, тебе дают ноты, потом репетиция (один-два прогона) и запись. Зачастую мы даже не знали, кому записываем эту фонограмму — Кобзону, Ненашевой, Лещенко или кому-то еще из звезд того времени. Мне было 23 года, и я был на седьмом небе от счастья, что нахожусь рядом с музыкальным цветом всей страны — Зубовым, Фрумкиным, Контюковым, Бахолдиным, Симановским и многими другими. Передо мной в ансамбле стояла задача осовременить эстрадно- джазовое звучание модной тогда соло-гитарой. И это тоже была отличная школа, пользу которой трудно переоценить.

Потом меня в свой коллектив пригласил Ю. Ф. Маликов руководитель ансамбля «Самоцветы». Я перешел в этот коллектив потому, что все же работа в вокально-инструментальном ансамбле мне была ближе, чем студийная в большом оркестре.

В «Самоцветах» мне особо запомнилось общение с Владимиром Пресняковым-старшим, прекрасным музыкантом и человеком. На репетициях, между концертами мы с ним занимались импровизацией. Он писал мне ноты разных пассажей, джазовых квадратов, а я учил их на гитаре, а потом мы «гоняли» все это в унисон, транспонируя в разные тональности. Меня всегда удивляло, как мог Володя Пресняков на саксофоне моментально транспонировать любые пассажи. На гитаре-то это просто.

С огромной теплотой я вспоминаю работу в этом ансамбле. Я слушаю песни, которые мы исполняли — например, «Нежность», «Как молоды мы были» А. Пахмутовой и Н. Добронравова и другие, и понимаю, насколько они красивы и как качественно были исполнены. Конечно, в то время мы над этими песнями «издевались», что-то там в шутку переделывали... Пацанами были. Сейчас, с возрастом, все понимаешь уже по-другому. Да и в профессиональном отношении советские ВИА были очень сильными коллективами. Постоянные репетиции, пение многоголосием, было много концертов. Я ничуть не жалею, что имел опыт работы в этих коллективах, играл с такими музыкантами.

Но потом начался новый этап моей жизни. Мы частенько выступали вместе с разными коллективами, в частности с «Веселыми ребятами». Этот коллектив был менее «комсомольский», ориентированный на более западную музыку. Саша Барыкин, солист «Веселыми ребят», до этого ушел из ансамбля и хотел сделать рок-группу. Для осуществления этой идеи он искал музыкантов. Помню, он пришел ко мне и говорит: «Давай играть рок! Наши музыканты про тебя говорят, что такого гитариста в жизни не видели. Вот еще Женя Казанцев присоединится (бас-гитарист «Самоцветов»), и будем играть коммерческий рок». Как сейчас помню, он произнес слово «коммерческий» как «коммэрческий», т.е. с выраженным «э»! Я ему показал свои песни, и мы решили, что будем их делать в новой группе. Сколько же было энергии и веры в этом человеке. Саша Барыкин так горел идеей создания группы, что невольно заражал ей всех кругом. Он, встречаясь с разными музыкантами, всем говорил, что мол, мы «забили» на Москонцерт и будем играть рок, что состав у нас самый крутой и т.д. Саша-то в то время был уже достаточно популярным музыкантом, поработал в разных коллективах, видный был парень, востребованный. А нам, если честно, было немного страшновато уходить из Москонцерта неизвестно куда. Мы колебались в сомнениях. Тогда Саша при очередной встрече сказал гениальную фразу: «В Чили народ вон революцию делает, а вы не можете из Москонцерта уйти». После этой убедительной фразы мы с Женей Казанцевым ушли из «Самоцветов». Так родилась группа «Карнавал». По прошествии какого-то времени мы устроились на работу в ресторан в Салтыковке, который стал нашей базой. Мы поставили такие условия, что будем играть только западные песни и блатные. Советские песни мы играть не хотели. И посетителям ресторана это понравилось. Аппаратура у нас была фирменная, музыка тоже, и, как следствие, в ресторан пошел «продвинутый» народ. Мы пели как «кавера», так и свои песни. Жизнь была, конечно, веселая и интересная. Мы практически не расставались. Спали по 4 часа. Распорядок дня был примерно таким: в 12.00 репетиция, на которой мы разучивали песни к ресторанной программе, а также свои вещи для концертов, вечером с 19.00 до 23.00 мы отыгрывали ресторанную программу, а когда ресторан закрывался, начинались подпольные «сейшена» до утра. То есть в 23.00 ресторан якобы закрывался, все уходили, а потом съезжалась уже другая аудитория, прятали машины, маскировались, и начинался концерт. Нам такая жизнь нравилась, мы были круглые сутки в музыке. Часто мы делали и выездные концерты.

Много в этот период было смешных случаев. Приехали, например, мы в какой-то подмосковный городок. Женя Казанцев с бас-гитарой выходит на сцену и говорит такой текст: «Сейчас вы услышите не тот елейный сиропчик, который привыкли слышать по радио и телевидению. Сейчас вы услышите настоящий рок!» Мы заиграли и буквально через несколько тактов директор Дворца Культуры издал душераздирающий вопль: «Контрреволюция!!! Занавес!!!» Мгновенно приехала милиция. Музыкантов в один автобус, зрителей в другой.

В это время мы стали готовить программу на английском языке. Как раз готовилась московская Олимпиада, и нам разрешили сделать такую программу. Правда, сыграть ее не удалось. В концертном зале «Россия» на первой песне «Супермен» также перед нами закрыли занавес и запретили выступать.

Широкую известность «Карнавал» получил после выхода миньона — пластинки с тремя песнями. Мы долго «пробивали» выход пластинки, и вот хоть в таком урезанном варианте, но она вышла. Это для группы был прорыв. Впервые на пластинке, кстати, написали «рок-группа». До этого слово «рок» музыкальные функционеры как-то избегали употреблять. Так что можно сказать, что «Карнавал» был первой рок-группой, получившей официальный статус. Но омрачил такое событие один момент: на обложке пластинки меня указали как руководителя группы, хотя все мы были равноценными участниками ансамбля. Сделано это было без моего ведома, просто порядок был такой — в ансамбле должен быть руководитель. Тем не менее Саша обиделся, так как он являлся инициатором создания группы. Я больше отвечал за музыкальную сторону, песни в основном пели мои. После выхода пластинки мы стали известными всей стране и начали гастролировать, работая в Тульской филармонии.

И хотя сейчас много есть разной информации о том, как и почему мы расстались с Барыкиным, все же основным фактором было то, что и у меня, и у Саши, который к тому времени начал писать песни, накопилось много материала, который реализовать в одном проекте было сложно. Нам просто стало тесно в одном ансамбле. И жизнь нас постепенно разделила. Дальше я пошел своей дорогой. Но это уже следующая глава истории...

Материал подготовил Д. Малолетов

«Мне хотелось получить звук электрогитары, и мы с друзьями осваивали разные способы. Например, пытались установить в акустическую гитару микрофон и при помощи спичек воткнуть провода в радиоприемник «Романтика». Это было что-то! Но, естественно, мы шли дальше. Уже в 1967-м году у меня появилась первая настоящая электрогитара-«доска». Это был «самопал», который сделал какой-то солдат.»

«Я до сих пор удивляюсь тому, что у меня в северном военном гарнизоне в 1968-м году были перекопированные ноты всех популярных песен «Роллинг Стоунз» и «Битлз». А альбом «Are You Experienced» Джими Хендрикса у меня был полностью — ноты и тексты на английском языке. На школьных вечерах в ансамбле мы играли эти песни, а также сочиняли свои. Никто нам, кстати, не запрещал петь на английском и играть столь необычную для советского времени музыку.»

Соло на скрипке — Владимир Кузьмин (1983 г.)